Такие вот новости!

— Зачем ты так бездумно гробишь свое здоровье? Тебе ведь еще жить и жить за его счет! — говорили друзья одной моей девятнадцатилетней случайной, через десятых лиц знакомой, которая в еще толком не начатом пути уже тащила за собой неподъемный багаж вреднейших привычек.

— Это неважно! Я должна дожить до 20 лет, а дальше уже все равно что будет — хладнокровно отвечала та. И неизвестно, хочет ли она этого по-прежнему, перевалив за намеченный агрессивно рубеж. Как и неизвестно мне, вращающейся в кругу жизнелюбивых ровесников, сколь сильно эта язва упаднических настроений успела разрастись в нашем поколении.

Конечно, пока ты неровно, пугливо озираяясь, встаешь на ноги и юность твоя – слишком удобное прикрытие для всех неудач, кажется, что если не в 20 лет, то в 30 жизнь, проводимая в заботах о семье, обязательных посещениях работы и нескончаемом грузе бытовых проблем — смертная скука. Намного проще, собрав все шумные прелести беззаботной молодости, умереть до того как найдешь в отражении первую морщину усталости. Девочки, уютно развалившиеся на клубных диванах, никогда не пожертвуют дорого нарощенными ногтями ради бестолкового мытья посуды. Мальчики, учащиеся игре на гитаре и мечтающие о стадионной славе, ни за что не подпишутся на каторжную работу на благо галдящей семьи. Восьмиклассницы называют себя «фюрерами Третьего рейха», а двенадцатилетние крошки, вульгарно накрасив неразвитые черты лица и «соблазнительно» сложив по-детски пухлые еще губки бантиком, кокетливо фотографируются в черно-белом цвете. Как «большие».

Опять же: когда есть все для полного счастья: интернет, мобильный телефон, маломерные кроссовки «Найк» — остается только вобрать в себя раньше положенного, казалось бы, истинные атрибуты свободной взрослой жизни, чтоб в 20 лет, ощутив пресыщенность, граничащую с отвращением, прекратить видеть смысл в этом затянувшемся предприятии — жизни. И как удобно сделать это в ту эпоху, когда в каждом уважающем себя магазине одежды должна иметься майка с лицом Сида Вишеза — несомненного героя, умершего в 22 года от передозировки наркотиками и таким образом доказавшего всему миру, как и где он вертел его «систему»!

Бунт у тяжело познающего мир с каждым новым поражением подростка в крови, но и бунт бывает разным. Кто-то в эпоху тоталитарного контроля подвергался жестокому суду за непристойно отклонившиеся в сторону от правительственного курса настроения, и все же не торопился отрекаться от них, кто-то упорно требовал перемен, взрывая измученных информационным голодом слушателей при насильно выключаемых свете, микрофонах, кто-то в незатейливых фразах раскладывал все также незатейливые мысли британского народа, возмущенного бессмысленной войной и отсутствием перспектив. Только одни из них навсегда остались в том временном отрезке, когда их смелые манифесты были искрой, разжигавшей пожары в сердцах, уйдя из жизни молодыми и бесстрашными, а другие превратились в маразматически покрывающего всех подвернувшихся под горячую руку Шевчука или в нажившего на одной фразе «Fuck the system!» в лицо забитому до отказа залу неплохое состояние Джонни Роттена — оба, в общем, неплохие стариканы, а все же «предатели». Зачем нужно было взрослеть, мудреть и уходить в неведомые молодым бунтарям дебри ровных идей и обывательских ценностей? Равняться следует на тех, кого не довелось увидеть отвратительно толстым и присмиревшим…

Теперь же протестовать осязаемых причин нет: и свобода слова, и свобода выбора, и относительный достаток — горячие манифесты выдумывать сложно, да и незачем. Впрочем времена изменились, а новых декораций как-то не придумалось: если раньше беспутная жизнь хоть как-то скрашивала общую серость и безысходность, то зачем теперь проводить каждый вечер в пьяном угаре, если не по инерции? И весь расхваленный молодежный протест, раньше бывший единственно возможной Деятельностью, свелся к оглушительному хлопанию дверьми за нотацию о вреде курения, к легким наркотикам и тяжелому похмелью, да к усиленному порицанию «офисного планктона».  Ну разве что еще можно от скуки организовать гей-парад, подраться с милицией, вывесить на книжной выставке порно-плакаты, подраться с милицией, отлить на памятник Ленину и снова подраться с милицей, а потом написать обэтом пышущий праведным гневом пост в своем блоге. А между тем, один мой знакомый, 20-лет пробарабанивший в известной панк-группе (а эта субкультура — синоним жесточайшего протеста против всех надругательств над личностью, что со стороны правительства, что со стороны родителей), сказал: «Панки — это личинки клерков». Может быть единицы из тех, кто мечтал умереть до 30, серьезно по своей ли воле, по постороннему вмешательству — исполнят это; Чуть большая часть к сорока годам будет выглядеть жалко из-за того, что не успели вовремя сменить систему ценностей; Но пережившие скандально-бешеную юность девочки станут строгими мамами, мальчики — сосредоточенными менеджерами по продажам, а все же дай Бог — чтоб их потомкам так и не нашлось несомненного повода для разрушительной войны с системой.